Удивительная жизнь святого Серафима Вырицкого
В начале XX столетия этот человек, происходивший из крестьян, вошел в число самых богатых людей России. А после революции 1917 года — в разгар страшного смутного времени, сулившего муки и смерть за одно только имя Христово! — раздал все имущество и ушел в монастырь…
Ему было открыто прошлое и будущее каждого, кто приходил к нему: он предсказал патриаршество Алексию I и Алексию II, когда тот был еще семинаристом. Он видел революцию, он пережил Великую Отечественную войну. В самые тяжелые для России времена преподобный Серафим стал живым свидетельством того, что Бог никогда не оставляет человека.
16-летний приказчик
К 54 годам Василий Николаевич Муравьев — будущий преподобный Серафим Вырицкий — был абсолютно состоявшимся в жизни человеком. Успешный предприниматель и меценат, употребивший свой ум, усердие и таланты в дело. И при этом — образцовый христианин, любивший богослужение, живший по Евангелию: вместе со своей женой Василий Николаевич кормил голодных, посещал больных, благодетельствовал одиноким и немощным. Он воспитал сына, отдал его в одно из лучших учебных заведений страны. В общем, все сбылось, все состоялось — казалось, свое предназначение в жизни он исполнил. Но мир-то знает его не как Василия Николаевича, а как преподобного Серафима Вырицкого. А его жену — как схимонахиню Серафиму…
Как произошла эта метаморфоза? Почему, живя богоугодно в миру, он вдруг захотел большего — схимы: то есть абсолютной отдачи себя Богу?
Началась эта удивительная история в деревне Вахромеево Ярославской губернии, где 31 марта 1866 года в семье Николая Ивановича и Хионии Алимпьевны Муравьевых родился сын Василий.
Он сам научился читать и писать. И когда в расцвете своих сил вдруг умер его отец, а мать заболела, мальчик остался кормильцем в семье. Десятилетний ребенок не мог тянуть на себе все хозяйство. И вот односельчанин, работавший в Петербурге в лавке, пригласил Васю на заработки в столицу.
В те времена крестьянским детям действительно случалось выбиваться в люди: мы знаем архитекторов, художников, ученых из крестьян, чьи таланты и упорство позволили перешагнуть сословные перегородки. Таким стал и Василий, сделавшийся преуспевающий купцом 2-й гильдии и торговавшим на знаменитом Апраксином дворе.
А пока, в 1876 году, мальчик оказался один в большом городе. Выполняя мелкие поручения, постепенно он учился правилам торговли и быстро завоевал доверие хозяина лавки. В 16-летнем возрасте Василий стал приказчиком — следил за порядком в лавке, принимал товар, продавал, предоставлял хозяину отчет. Всего через год Муравьев — уже старший приказчик! Хотя обычно для такой должности требовался немалый опыт.
В 1892 году при поддержке хозяина лавки, где он трудился, Василий Николаевич открыл свое дело — заготовку и продажу пушнины. Дело было очень успешным и прибыльным. Но даже преуспев, этот человек не погнушался сесть за парту: он стал одним из двадцати двух первых выпускников Высших коммерческих курсов, открытых в России для развития предпринимательства. Обучение длилось два года, каждый день после работы с 7 до 10 вечера Муравьев слушал лекции.
Работа же в лавке начиналась в 6 утра — с молитвы. Потом товар выкладывался на прилавки, и двери открывались для посетителей. На обед лавка не закрывалась, работа заканчивалась лишь в 10 вечера, после благодарственной молитвы. Торговля, однако, неукоснительно прерывалась несколько раз в году: на Рождество, на Пасху и на Троицу. В другие большие церковные праздники торговали всего 4 часа. На Масленицу, Прощеное воскресенье и Фомино воскресенье работали с 12 часов дня, чтобы дать возможность всем сотрудникам лавки побывать с утра на богослужении.
Таким образом, вышедший из крестьян, Василий Николаевич Муравьев добился успеха в торговле, сделался человеком «высокого интеллекта, духовной культуры, знающий великолепно историю, богатство русского языка», как вспоминала его правнучка Ольга Даниловна Набоко.
Семья
Семья Муравьевых. 1905 г.
А вот как рассказывала правнучка о женщине, ставшей женой будущего преподобного — об Ольге Ивановне Муравьевой: «В своей еще мирской жизни бабушка была женщиной, обладавшей сильной волей, незаурядным умом и красотой. Она была богата и полна внутреннего достоинства».
В 1890 году Ольга Ивановна и Василий Николаевич обвенчались. Супруга сопровождала мужа-предпринимателя в его поездках в Европу — в Варшаву, Париж, Вену, где, кстати, однажды взяла первый приз в конкурсе красоты среди жен предпринимателей. Нам остались фотографии, по которым мы можем судить о ее внешности.
В 1895 году в семье родился первенец, сын Николай. Впоследствии родители отдали его учиться в элитную Императорскую Николаевскую гимназию в Царском Селе, после которой он поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета.
В общем, внешне это была очень обеспеченная светская семья. А на самом деле — строгие к себе и внимательные к другим христиане, которые сами жили довольно скромно.
У семьи был общий духовник, старец Варнава Гефсиманский (Церковь впоследствии прославит его в лике святых). «Пока мы живем, мы должны приносить пользу людям», — наставлял он Муравьевых. Неудивительно, что все 30 лет их совместной жизни прошли в делах милосердия.
Казначея Воскресенского Новодевичьего монастыря монахиня Феофания и Ольга Ивановна Муравьева. Санкт-Петербург. Ок. 1906 г.
Они помогали строительству и содержанию Иверской обители, устроенной отцом Варнавой, на свои деньги содержали несколько богаделен в Петербурге и регулярно сами навещали одиноких стариков, а также больных в казенных больницах, приносили подарки. Результатом этих поездок время от времени становилось распоряжение перевезти того или иного одинокого больного человека в дом Муравьевых, где он мог бы быстрее поправиться, находясь в домашней обстановке. Так, к примеру, они приютили у себя 36-летнюю тяжело заболевшую монахиню Воскресенского Новодевичьего монастыря, на их иждивении она находилась вплоть до 1917 года.
Василий Николаевич состоял членом Ярославского благотворительного общества, куда входили такие известные люди, как Патриарх Тихон и праведный Иоанн Кронштадтский. Причем по сложившейся традиции имена жертвователей не записывались — деньги вносились анонимно.
В дни больших праздников супруги накрывали щедрый стол и приглашали всех с улицы. Перед трапезой Василий Николаевич Муравьев молился и коротко рассказывал о празднике, потом люди могли подкрепиться.
Казалось бы, здесь можно и поставить точку!
Но мало кто знал, что Василий Николаевич Муравьев все эти годы — с самого детства — жил мечтой о монашестве. «Процветающий, благодаря своим талантам, в мирской жизни, но всегда стремящийся оставить мир, чтобы идти за Господом», — так описывает его правнучка. И что еще более удивительно — и жена его Ольга Ивановна с юности мечтала о том же!
Но почему же желание оставить мир так долго оставалось лишь мечтой?
Загадки
Еще 12-летним мальчиком Василий Муравьев пришел в Александро-Невскую Лавру в Петербурге, умоляя принять его послушником. «Васенька! Тебе суждено пройти путь мирской, тернистый, со многими скорбями. Соверши же его перед Богом и совестью, и Господь вознаградит тебя», — услышал он от старца-схимника, к которому его проводили монахи. То же скажет Василию Муравьеву его духовник, старец Варнава. И с этим благословением, оставив свою волю, он жил много лет. Хотел быть монахом, но, послушавшись, стал обычным мирским человеком, с земными заботами и попечениями. Почему Господь судил так — мы не знаем.
Но желание высшего служения никогда не угасало и никуда не делось! Оно определяло его жизнь.
Еще в детстве, работая в лавке, Василий использовал малейшую возможность, чтобы бывать в храме. А став уже женатым человеком, подчас удивлял домашних своим поистине неотмирным поведением. Как признавалась потом своим родным Ольга Ивановна, поначалу ей непросто было с мужем: ведь он всегда был не от мира сего! «Очень мягкий, безгранично добрый», — как характеризовала его правнучка Ольга Даниловна. Богатый, успешный человек, а оставался простым и доверчивым! Потому подчиненные его нередко обманывали. В то время как Ольга Ивановна обладала горячим нравом и могла очень строго и эмоционально выговорить какому-нибудь охальнику.
Однажды Василий Николаевич застал в своем доме вора, который, пытаясь убежать с мешком награбленного, впопыхах уронил свою добычу, все добро покатилось по полу. И тут увидевший преступника хозяин… помог ему собрать ценные вещи, уложить их обратно в мешок и спокойно проводил из дома, а когда это раскрылось, говорил всем, что сам все подарил воришке!
Смерть дочери
Одним из поворотных моментов в жизни Муравьевых стала смерть в младенчестве их второго ребенка, дочери Ольги: после этого испытания, с благословения духовника, они согласились жить как брат и сестра, в «белом» браке. Такой подвиг — превышающий силы человеческой природы — брали на себя очень немногие супруги в истории! И в этом подвиге супруги прожили большую часть совместной жизни, в то время как для всех окружающих это была обычная светская семья…
Вот еще один эпизод, скрытый от тех, кто знал только внешнюю жизнь Василия Муравьева. Это случилось, когда они вместе с духовником, старцем Варнавой, молились:
«…Преклонив колени, долго молились они вдвоем в келии великого старца…Затем отец Варнава встал, трижды благословил духовного сына, возложил ему на главу руки и вновь помолился. То, что произошло после этого благословения, трудно поддается описанию — в душе и на сердце Василия Николаевича разлилось какое-то необыкновенное спокойствие, которое не оставляло его уже на протяжении всей последующей жизни… обострилось духовное зрение, окрепла и без того удивительная память…»
Именно отец Варнава учил Василия Николаевича Иисусовой молитве, учил исповедоваться даже в помыслах, строго следить за любыми движениями души и все зло, какое он ни встретит в жизни, покрывать только любовью, не гнушаться никаким человеком…
В 1906 году духовник будущего старца умер. В этом же году Муравьевы успели купить дачу в поселке Тярлево, между Царским Селом и Павловском, и в годину революции смогли укрыться там от ужасов, творившихся в столице. А в самое внешне неблагоприятное время — разгар революции и Гражданской войны — они приняли решение, к которому шли много лет…
«Безумное» решение
В 1920 году супруги по обоюдному согласию расходятся по монастырям.
В стране революция, распространяется агрессивное безбожие… У Муравьевых — огромное состояние и связи заграницей, они могли уехать еще в 1917-м. Но — что людям со стороны могло показаться просто безумием! — жертвуют все имущество Церкви и уходят в монастыри.
Василий Муравьев — в Александро-Невскую лавру, Ольга Ивановна — в Воскресенский Новодевичий монастырь. Вместе с собой она вынуждена была взять маленькую внучку Маргариту, оставшуюся после развода родителей на попечении бабушки и дедушки.
Василий Муравьев в малой схиме получает имя своего духовного наставника — Варнава. Во время пострига Ольга Ивановна ждала имени Евфросиния, но услышала другое: Христина: «Ты Христина, значит, Христова, неси иго Его. Христина, люби всех, как самое себя».
От послушничества до схимы
Иеросхимонах Серафим Вырицкий. 1930-е годы
Шла Гражданская война, в Лавру непрекращающимся потоком приносили отпевать убитых, тут же был устроен сбор средств для голодающих, на содержание сирот, организовывались бесплатные обеды. В этом принимал деятельное участие и будущий старец.
Вместе с братией отец Варнава пережил попытку захвата Лавры обновленцами, когда наместник вынужден был пойти на компромисс — прекратить поминать Патриарха Тихона, чтобы сохранить управление Лаврой и предотвратить исход братии. В 1923 году обитель вернулась под омофор святителя Тихона. Но не прекращались аресты — в ссылки и заключение один за другим отправлялись духовные друзья старца: митрополит Петроградский Вениамин, епископ Ладожский Иннокентий, епископ Ямбургский Алексий (Симанский), епископ Петергофский Николай (Ярушевич), архимандриты Гурий и Лев, иеромонах Мануил.
В 1927 году на отца Варнаву (Муравьева) накладывают послушание духовника Лавры. Он соглашается, но с одним непременным условием: в связи с тяжестью и серьезностью этого служения он просит пострига в великую схиму — высший чин монашества. Так Василий — Варнава (Муравьев) — становится схимонахом Серафимом.
Серафим… Его любимый святой! За четверть века до этого, в 1903 году, Василий Николаевич Муравьев вместе с женой побывали на торжествах в честь прославления преподобного Серафима Саровского: оба вспоминали, что такой благодати и радости не чувствовали нигде и никогда…
И вот он — отец Серафим, иеросхимонах. Схимник — человек, который одной ногой уже стоит в мире ином, чья самая главная обязанность на земле — непрестанная молитва и углубление в себя…
Гефсиманская ночь 1932 года
«Ныне пришло время покаяния и исповедничества. Будем помнить, что Бог есть любовь, и надеяться на Его неизреченное милосердие…» — говорил отец Варнава в страшные 20–30-е годы.
Сохранились воспоминания о таком диалоге старца с будущим Патриархом Алексием I, спросившем, не лучше ли уехать за границу. «Владыко! А на кого вы Русскую Православную Церковь оставите? Ведь вам ее пасти! — последовал ответ старца. — Не бойтесь, Сама Матерь Божия защитит вас. Будет много тяжких искушений, но все, с Божией помощью, управится. Оставайтесь, прошу вас…»
Самое тяжелое испытание ждет братию Лавры в ночь на 18 февраля 1932 года. Ее назвали в народе «святой ночью»: именно тогда начались массовые аресты монашества и духовенства, всего порядка 500 человек отправили в лагеря и ссылки.
Но отца Серафима Господь сохранил от этой участи, его ждал другой крест…
Двумя годами ранее, проведя много часов за исповедью, стоя все это время в соборе на холодном каменном полу, отец Серафим упал и не смог самостоятельно подняться. Прибывший врач осмотрел его и поставил сразу несколько диагнозов: межреберная невралгия, ревматизм, закупорка вен нижних конечностей. Иеросхимонах был тяжело болен, и ему удавалось долго скрывать это от всех. О своей болезни говорил так: «Я, грешный, еще не этого достоин! Есть люди, которые и не такие болезни терпят».
Наместник монастыря велел ему отправляться в деревню, вызвав из Новодевичьего монастыря супругу в миру — монахиню Христину. Она взялась ухаживать за старцем. Так в 1930 году мать Христина и ее супруг в миру, иеросхимонах Серафим, оказались в Вырице, поселке в 80 километрах от Петербурга.
«Год в схиме, и вся другая!»
Дом в Вырице, где жил Серафим Вырицкий (Ольгопольская ул.,16)
Помните красавицу Ольгу, жену предпринимателя? Вот какая она годы спустя в уже ином, монашеском образе: «Как долго — в ее 55 лет и дальше — можно было дать ей 40-45, и даже в Финскую войну — в 67 лет — мать Христина была для нас та же красавица-монахиня, как при первой встрече, — пишет в воспоминаниях Вера Константиновна Берхман, близко знавшая отца Серафима и матушку. — Глаза ее то и дело загорались тем же блеском, что и в юности, когда матушка начинала гневаться на какую-то ею замеченную неправду или ересь….»
А в 1943 году она приняла уже великую схиму, вняв совету своего мужа в миру:
«Пора, матушка, ни война, ни болезнь не ждут, дни лукавы суть». Христина стала схимонахиней Серафимой. Полушутя говаривала на этот счет: «Так и начали мы, два Серафима, жить вместе».
И вот — в схиме. Это уже совсем другой человек!
«Год в схиме, а вся — другая, — вспоминает Вера Берхман. — И не то что та была лучше или хуже… Та была прекрасна как мать Христина, эта — как новая схимница матушка Серафима. Та была прекрасна всем — величием осанки, властным жестом, легкой шуткой вовремя, остроумным замечанием, умением во всем входить, все сразу видеть, всем распорядиться, и все же никогда не терять внутреннего света, всегда горевшего… Со схимой была принята печать высшего служения…»
Так, с 1930 года и до самой смерти матушки Серафимы они снова прожили под одной крышей. И именно здесь, в Вырице, старец Серафим приобрел известность.
«Если бы все священники были, как он, мы бы верили в Бога!»
Вокруг бушевал Большой террор, но самого старца он почти не коснулся. Сотрудники НКВД заявились в его дом лишь однажды. Уже взрослая к тому времени внучка Маргарита не позволила увести его без разрешения врача, врач же констатировал, что такого больного нельзя перемещать. И вдруг лежавший в постели старец взял за руку одного из чекистов, назвал его по имени и сказал: «Да простятся тебе грехи твои, раб Божий». У них состоялась беседа с отцом Серафимом за закрытыми дверями. Уходя, этот человек сказал: «Если бы все священники были такими, как он, мы бы все верили в Бога».
Отец Серафим знал, что впереди — еще более страшные времена. «Грядет большая война», — говорил он своим духовным детям. И когда она разразилась, старец, уже без того мучимый многими болезнями, взял на себя новый подвиг: теперь он молился на камне в саду (добраться до камня ему помогали родные) — как за столетие до него это делал его покровитель, преподобный Серафим Саровский — несколько часов в день, каждый день….
«Бедный Петербург! Это мученики…»
«Бедный, бедный Петербург. Это мученики…» — говорил преподобный о блокадном Ленинграде. Все окрестности Петербурга — тогда Ленинграда — представляли собой израненную бомбежками плоть своей страны: Пушкин, Павловск, Петергоф, все было разгромлено, изуродовано. А Вырица — единственный поселок, который уцелел. Единственный, во всей округе!
Известен случай, когда преподобный Серафим посоветовал кому-то из пришедших к нему срочно собирать вещи и уезжать из поселка. Люди послушались, хотя тогда видимых причин для отъезда не было. Когда после войны они вернулись, то обнаружили на месте своего дома руины — и это был один из всего лишь нескольких домов, разрушенных в Вырице: остальные были целы.
В конце августа 1941 года Вырица была оккупирована немецко-фашистскими войсками. Лишь один раз в дом к отцу Серафиму зашли немцы: они велели жильцам покинуть помещение. Вышедшая навстречу им матушка на хорошем немецком сказала им, что отец Серафим тяжело болен, прикован к кровати. Когда она увидела, что слова не подействовали, резко распахнула дверь и громко сказала им: «Weg!», т. е. «Прочь!». И они… ушли. Столько силы и превосходства духа было во всем ее облике!
Какое-то время «два Серафима» жили в безвестности, «в пустыньке», как говорила матушка, но вскоре люди, узнав о необыкновенном старце, потянулись в Вырицу. По признанию знавших ее мирян, матушка Серафима была настоящей подвижницей: днем заботилась о старце, принимала людей, которые бесконечным потоком устремлялись к его келье, ночами — молилась.
«Лешке Ридигеру он вообще патриаршество предсказал!»
«Да ладно, не обращай внимания! Вон он Лешке Ридигеру сказал, что он, вообще, Патриархом будет», — замахали руками семинаристы на будущего румынского архиепископа, учившегося в то время в Ленинграде, когда тот вернулся после беседы со старцем Серафимом Вырицким. Подвижник предсказал румынскому студенту рукоположение в архиереи, а приехавшему с ним семинаристу Алексею Ридигеру — будущему Патриарху Алексию II (его имя в крещении и в монашестве — одинаково, Алексий) — крест предстоятеля Русской Церкви. Как мы знаем, все так и случилось — напрасно потешались семинаристы.
Прозорливость старца Серафима была поразительной.
Отец Серафим всегда выделял из толпы тех, кто более всего нуждался в помощи. Не успеет человек даже назвать своего имени, стоит в уголке набитой людьми прихожей, и тут появляется матушка Серафима: «Есть здесь Наталья из Питера? Пусть пройдет к батюшке, а то ей надо на поезд успеть».
И всегда без очереди принимал детей. На иконах и фотографиях отец Серафим чаще всего глядит сурово. Но те, кто застали его, все как один вспоминают: старец был необыкновенно добрым, ласковым, очень деликатно обращался с приходящими, чтобы никого не задеть, не обидеть, не смутить. Всякое волнение и смущение в его присутствии рассеивалось: старец располагал к себе с первой секунды, был прост и всегда улыбался своим посетителям. А ведь среди его посетителей были как простые люди, так и ученые, профессора.
«Переступая порог келии отца Серафима, все попадали в иной мир, такой, который, может быть, словами не пересказать, — вспоминает Тамара Алексеевна Сиверцева, неоднократно бывавшая в Вырице. — Было ощущение радости, какой-то свободы, бессознательное ощущение легкости».
«Только не надо плакать»
Свидетельств исцелений по молитвам старца, разрешения сложных жизненных ситуаций — огромное множество. Ниже — лишь две поразительные истории.
Однажды к отцу Серафиму привели совсем маленькую хромую девочку. Ее мать, Ольга Павловна Фролова, рассказала, что малышка родилась совершенно здоровой и нормально развивалась, но к двум годам ни с того ни с сего ножки стали расти криво, «закругляться». Врачи разводили руками, говорили, что это следствие плохого питания матери, которая носила дочку в разгар войны. Ее готовили к тому, что дочь будет инвалидом… Знакомая посоветовала ехать в Вырицу.
Народу в приемной, как всегда, было очень много, но когда пришла Ольга Павловна с дочкой, из кельи отца Серафима вышла матушка и обратилась к ней: «Заходи с ребеночком».
«Ну, сажай сюда маленькую, сажай» — сказал отец Серафим, указывая на кресло. Ольга Павловна посадила дочку и сама не могла глаз отвести от схимонаха, такой от него исходил внутренний свет, и думала только, что недостойна подходить к такому человеку. Он сказал ей: «Да чего ты плачешь, будут у девочки ножки такие, как и были. Только не надо плакать». Положил малышке руку на коленку — а в руке крестик — и попросил свою келейницу принести святой воды, просфору и конфеток. Велел с утра натощак святой воды, кусочек просфорки и конфетку, пока не кончатся. «Иди с Богом. Будем молиться. Когда все сделаешь <…>, приедешь ко мне и посмотрим, что будет с ножками твоей доченьки. Хорошо?» «Хорошо», — и посетительница с дочкой вышли. Через короткое время мать уже не несла дочку на руках — та самостоятельно пришла на своих выздоровевших ножках!
Неожиданный совет — казалось бы, не согласующийся с настоящим желанием человека — дал он одной женщине, Галине Ивановне Раевской, перед которой стоял трудный вопрос о выборе всего жизненного пути — выборе профессии. Галя мечтала о медицинском институте, но вынуждена была поступить в Институт советской торговли. К 4-му курсу она ненавидела будущую профессию и хотела бросить учебу. К старцу поехала ее мама. И привезла ответ: «Передайте дочери: сейчас не нравится, потом понравится». Не послушаться Галина не посмела. В итоге ее профессией стало преподавание — с торговлей как таковой она не сталкивалась за все 25 лет своего стажа, а педагогическую работу очень любила. Будущему мужу Галины старец предсказал: «В Америку будут приглашать — не отказывайтесь», — это было после войны. Какая могла быть Америка? Через 20 лет муж стал плавать на судах и действительно не раз бывал в Штатах.
«Он был совсем одинок с этой толпой…»
Самые близкие духовные чада знали, что к отцу Серафиму народ идет и из праздного любопытства — люди, для которых нет разницы, обратиться ли к знахарке и колдуну или к прозорливому схимонаху: кому-то надо посоветоваться насчет удачной продажи коровы, кто-то хочет повыгодней купить дом, выдавать ли дочь замуж — прозорливый старец-то все видит, должен посоветовать. А не посоветует — к бабке-шептунье пойдем!
«Он был совсем одинок с этой толпой к нему приходящих…» — писала Вера Константиновна Берхман. И как, вспоминает она, схимник оживился, когда его духовная дочь прочла ему свои стихи. В миру, в молодости, он был знаком с Александром Блоком, сам писал стихи. И воодушевленно говорил о том, каким должен быть писатель, которого к творчеству влечет Сам Бог. «В душе он был поэтом, лирика была ему свойственна», — пишет Вера Константиновна. В молодости он любил во время вьюги гулять один: отпустит лошадей и идет домой среди снега и завывания ветра… Разве могли видеть посетители всей тонкости и глубины этой души, ее подчас трогательных проявлений?
На одной очень краткой прогулке, вспоминает Берхман, когда в лесу они обнаружили море грибов, отец Серафим шутил: «Вот меня сорвите, я самый старый гриб!». А своей внучке Маргарите, которая маленькой девочкой жила прямо у него, «у дедулечки», в келье, говорил: «Маргариточка, ведь я схимник — мертвец для мира, а так люблю тебя — это большой грех». «Хотя дедушка был прикован к постели, — вспоминала правнучка Ольга, дочь Маргариты, — он показывал мне на стене у кровати театр теней, делая смешные фигурки зверей пальцами. «Это заяц, заяц!» — кричала я. «Нет, Оленька, не заяц, это — волк», — отвечал дедушка». По свидетельству родных, это был человек безграничной любви и ласки, рядом с которым хотелось просто быть.
Смерть матушки
Схимонахиня Серафима (Ольга Муравьева). 1940 год
17 апреля 1945 года умерла схимонахиня Серафима. Фотографию ее могилки впоследствии повесили в комнате старца. На улицу он уже не выходил, будучи очень больным человеком. Родные вспоминают, как тело матушки выносили из дома, а отец Серафим, не способный подняться с постели, смотрел в окно: «Слезы текли по его щекам, но тут же пришло то, что выше просто человеческих чувств, и он спокойно сказал: “Там, моя дорогая, незабвенная матушка, будем вместе”».
После смерти матушки за старцем ухаживала другая монахиня, тоже Серафима: просто приехала читать Псалтирь по умершей, так и осталась. Сам преподобный прожил еще 4 года и, даже будучи уже очень слабым, говорил: «Пока моя рука поднимается для благословения, и оно нужно людям, я буду принимать их».
Старец Серафим скончался 3 апреля 1949 года в присутствии своих родных. Правнучка так вспоминает об этом:
«Ночью во втором часу мама меня разбудила и сказала: “Дедуленька умирает”. “Почему ты знаешь это? ” — воскликнула я. Мама ответила: “Дедуленька сказал мне, что к нему пришла женщина неземной красоты, в белоснежных одеждах и указала рукой на небо”. Он-то знал, кто эта неземной красоты женщина, но необыкновенное смирение, скромность и все присущие великому человеку душевные свойства не позволили полностью назвать это чудное явление».
Он сам был чудом
На отпевание и похороны преподобного Серафима Вырицкого люди шли непрерывным потоком. Вся улица около Казанского храма, где отпевали старца, была запружена народом.
Почитание старца началось практически сразу: люди просто шли на его могилу. Сегодня над ней возведена часовня — там покоятся мощи преподобного, там же погребена его жена в миру, а в схиме — матушка Серафима. Преподобный Серафим был прославлен Церковью в 2000 году.
Люди потоком устремляются в Вырицу и сегодня. Хотя на местных пляжах в погожий летний день отдыхающих все же больше, чем молящихся у часовни, но, наверное, так было и будет всегда…
В годы гонений преподобный говорил, что купола вновь будут золотить, вновь будут звонить колокола… В 1930-е это звучало странно. И вот это время настало. Но вместе с этим как никогда актуально звучит и другое его предупреждение: «Придет время, когда не гонения, а деньги и прелести мира сего отвратят людей от Бога и погибнет куда больше душ, чем во времена открытого богоборчества. С одной стороны, будут воздвигать кресты и золотить купола, а с другой — настанет царство лжи и зла. Истинная Церковь всегда будет гонима, а спастись можно будет только скорбями и болезнями. Гонения же будут принимать самый изощренный, непредсказуемый характер».
Интерес к «предсказаниям преподобного Серафима Вырицкого» сейчас велик, но это ли то главное, что он пытался донести до людей? «Старайтесь как можно чаще исповедоваться», «молиться надо всегда и везде», «все зло надо покрывать только любовью», — наставлял отец Серафим. Его облик, его ласка, его способность видеть человека насквозь, его смирение и любовь ко Христу — сам преподобный был великим чудом. И свидетельством того, что Господь не оставил людей и что в самые страшные времена непреложны слова Христа: И се Я с вами до скончания века.
Михайлова (Посашко) Валериярубрика: Авторы » Топ авторы »
обозреватель журнала "Фома"
http://foma.ru/ot-biznesmena-k-prepodobnomu.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий